Жарков. Вас видели с ним у калитки за несколько минут до выстрелов. Он обнимал вас.

Глебовская. Пытался обнять. Но я оттолкнула его, заявив, что ухожу из Дома культуры.

Жарков. Не лгите. Ваш разговор был подслушан шедшими позади вас прохожими.

Глебовская. Что же они подслушали?

Жарков. Он настаивал, чтобы вы ушли от своего мужа, а вы просили его быть сдержанней, потому что боялись припадков ревности у Глебовского.

Глебовская. Это клеветническое искажение происходившего. Солгать так мог только враг моего мужа.

Бурьян выключил запись. Жарков не назвал Глебовской имени свидетеля, но Бурьян уже знал его по материалам «дела». То был начальник сплавконторы Фролов, допрошенный одним из первых вместе с Пивоваровой, официанткой пресловутой «обжорки», в качестве очевидцев преступления на улице Гагарина. Она могла солгать, как соавтор городских сплетен о личной жизни Глебовских, поняв сразу все то, что требовалось от нее следователю. Но почему солгал Фролов? Вот о его отношениях с главным инженером завода Бурьян и рассчитывал узнать у Глебовской. Но как вызовешь ее после такого допроса в прокуратуре? И Бурьян решил лично заехать к ней.

Его встретила красивая, но неухоженная женщина, без всяких следов косметики на лице, с опухшими от слез глазами. Решение нового прокурора о возобновлении следствия по делу ее мужа явно зажгло в ней огонек надежды.

— У меня создалось такое впечатление, что следователь откровенно искал доказательства виновности моего мужа. Я работаю в заводском Доме культуры, а Маркарьян пришел к нам сравнительно недавно и сразу же начал меня обхаживать. Упрямо, настойчиво и откровенно. Поползли пошленькие, обывательские сплетни. Муж мой, человек вспыльчивый, потребовал, чтобы я ушла с работы. Я заупрямилась: очень уж не хотелось бросать любимое дело, привлекала обстановка, друзья, сложившиеся отношения. Об этом тоже стало известно. Плохо, мол, живут, ссорятся. Муж, мол, старик, а она вся в соку, баба-ягода, да и директор Дома культуры малый не промах, времени не теряет. Вот такие слушки мне и передавали местные кумушки. Пришлось решать, и я решила расстаться с работой. В ту субботу, когда произошло убийство, а муж был на охоте, я и объявила Маркарьяну, что его поведение вынуждает меня уйти. Он провожал меня до дому — дело было после репетиции, — возмущался, грозил, но могла ли я выбирать между чуждым мне человеком и мужем, которого я люблю? У калитки в сад мы и расстались. Он что-то кричал мне, но я даже не обернулась. А минуту спустя — я не успела еще подняться на крыльцо — раздался выстрел, за ним другой. Конец вы знаете.

— А были ли враги у вашего мужа? На заводе или на сплаве? — спросил Бурьян.

Глебовская ответила не сразу, подумала.

— Недоброжелатели были, но не убийцы. А на сплаве муж почти не бывал. Сплавщиками командует Фролов, по словам мужа — скользкая и мутная личность. Я не знакома с ним, но фамилия его упоминалась в нашем доме не раз, в частности, в связи с какими-то «мертвыми душами». Глебовский подозревал, что Фролов вписывает в платежные ведомости вымышленные фамилии, но проверка ничего не дала: все бухгалтерские тонкости были соблюдены. О своих подозрениях муж сообщил в ОБХСС, но о результатах мне пока не известно.

Мысль о возможности связать дело Глебовского с махинациями Фролова уже приходила в голову Бурьяна: очень уж она была соблазнительна. Но, логически рассуждая, он понимал, что такого обвинения он предъявить Фролову не может. У того не было ни мотива, ни возможности это сделать. Даже не догадываясь, почему он это говорит, Бурьян все же повторил вопрос Жаркова Глебовской:

— А откуда стреляли, Людмила Павловна?

— По-моему, из сада или с дорожки у нашего дома. Я уже говорила об этом на следствии.

— Я знаю. А если точнее, справа или слева от калитки?

— Определенно справа. Слева почти вплотную примыкает дом Пермякова. Он — пенсионер, овощами на рынке торгует. Маркарьяна не знает, да у него и ружья нет.

— Он вышел, услыхав выстрелы?

— Он вышел уже потом, а когда я выбежала, у тела стояли незнакомые мне мужчина и женщина. Она сейчас же побежала звонить в милицию. Я говорю: «Надо сначала „скорую“ вызвать». А он мне с какой-то непонятной ехидцей: «Нечего здесь „скорой“ делать. У парня полголовы картечью снесло».

— Мы их уже допросили, — сказал Бурьян, не называя ни Фролова, ни Пивоварову. — Следствие идет, и мне кажется, какие-то шансы у вашего мужа есть. Ждите.

Он знал, что не должен был этого говорить Глебовской, но в виновность ее мужа не верил и сам.

10

Недоброжелателей у Глебовского на заводе было немало. Безжалостный к лентяям и лодырям, пьяницам и прогульщикам, он лишал премии и даже немедленно увольнял с работы, несмотря на текучесть кадров. Надо отдать справедливость Жаркову: преданный своей версии, он тем не менее дотошно допросил всех наиболее обиженных главным инженером. Но кто-то был в гостях в этот злополучный субботний вечер, кто-то предъявил билет в кино, а уволенные за прогулы и работавшие ныне в мастерских местного свияжского кладбища давно забыли о своей обиде. Никто из них так и не понял, почему их допрашивали в связи с убийством незнакомого или полузнакомого им человека. Значит, была все-таки у Жаркова мысль о возможности воспользоваться этим убийством для судебной расправы с мешавшим им главным инженером. Но мешал он только одному человеку, о котором сообщал в ОБХСС. Если бы Ерикеев докопался до истины в так и не открытом деле о сплавконторе, думал Бурьян, Жарков не пошел бы по легкому, но, видимо, ложному пути. Но именно Фролова он и не тронул: тот был очевидцем преступления, главным свидетелем против Глебовского, и незачем было вспоминать о каких-то неподтвержденных обидах.

Бурьян в который уже раз включил запись допроса Фролова.

Жарков. Садитесь, Николай Акимович. Вы были свидетелем убийства на улице Гагарина?

Фролов. Можно сказать, очевидцем.

Жарков. Расскажите.

Фролов. Я уже все тогда рассказал участковому.

Жарков. На следствии можно подробнее.

Фролов. В субботу вечером я вместе с водителем моей машины ужинал в кафе напротив…

Жарков. Простите, а кто ваш водитель?

Фролов. Солод Михаил Михайлович. Поступил к нам водителем грузовой машины, а сейчас я его перевел к себе на легковую. Хорошие рекомендации и большой опыт. Классный водитель.

Жарков. Поближе к убийству.

Фролов. Мы поужинали, а кафе закрывалось. Я пригласил официантку Полину Григорьевну Пивоварову немножко пройтись по городу. Водитель остался в машине. Мы пошли прямо, потом свернули на улицу Гагарина.

Жарков. Почему?

Фролов. Чисто случайно. Впереди нас шли двое, мужчина в белой рубашке и женщина в темном. Я хотел было обогнать их, но Поля остановила. Не спеши, говорит, послушаем, о чем они треплются. Это Людка Глебовская со своим хахалем.

Бурьян выключил и снова включил запись. А подумал он при этом об одном странном обстоятельстве. Почему очевидцем убийства оказался именно недоброжелатель Глебовского? И почему он, живущий почти за семьдесят километров от города, захотел погулять по городу именно в тот злополучный вечер? И почему для прогулки он выбрал явно не симпатизирующую Глебовской одну из известных всему Свияжску сплетниц? И почему так же «чисто случайно» они оба свернули на улицу Гагарина именно позади Глебовской и Маркарьяна?

А запись допроса тем временем продолжалась.

Жарков. Вы так близко шли, что можно было все слышать?

Фролов. Они не стеснялись нас или не видели. Он все о любви говорил, настаивая, чтобы Людмила ушла от Глебовского. А она уговаривала, чтобы он сдержаннее вел себя. Если вдуматься, просто боялась ревнивых припадков мужа.

Жарков. Вы близко знаете Глебовского?

Фролов. Бок о бок работаем. Вспыльчив, зол, ревнив, мстителен. Со злобы на все способен.

Жарков. А из ревности?

Фролов. А вот послушайте. Сижу я как-то у него на приеме. У самой двери сижу, а она приоткрыта была. В кабинете же у него никого. Он спиной ко мне стоит и по телефону во весь голос кричит. Жену костит, как мужик на рынке… Шлюха, говорит, ты подзаборная! Армяшку своего брось, а то я ему жить не дам. А ведь это, товарищ следователь, прямой намек.